Встревожен мертвых сон, — могу ли спать?
Тираны давят мир, — я ль уступлю?
(Байрон «Из дневника в Кефалонии»)
На самом деле, тема смерти никогда себя не исчерпает. Особенно на нынешнем витке истории, когда общество все больше увязает в реалиях некрополитики. Однако адекватных, вменяемых современных исследований на столь обширную социокультурную тематику, особенно в русскоязычном сегменте, можно перечесть по пальцам одной руки. «История смерти» антрополога и социолога Сергея Мохова – одно из них, даже с учетом неполного погружения в предмет и некоторых спорных моментов в повествовании.
Хотя, казалось бы, чего уж там – информации море и она пока доступна, смертью, как и жизнью, пронизано все вокруг. Но все, как обычно, упирается в контекст и трактовки. Так, некоторое время назад контекстная реклама долгое время терроризировала нас исследованием на ту же тематику другого российского социолога. Пришлось читать. Чтение было сродни долгой и мучительной смерти. Перепроверили дату выхода книги – ужаснулись, оказалось, книга вышла в один год с обозреваемой нами «Историей смерти». Но впечатление осталось такое, что «конкурентка» Сергея Мохова писала свою работу в самые застойные годы – там было перевирание фактов в пользу своих тезисов, крайне необъективный взгляд на примеры из массовой культуры, причем сами примеры были выхвачены из контекста, а выводы были бескомпромиссны и тяжеловесны, как пыльный мешок, – все сводилось к тлетворному влиянию ценностей Запада, видеоигр и книг о Гарри Поттере. В «Истории смерти» всего этого нет, книга написана живым языком, автор сохраняет хладнокровие и способность дистанцироваться от своего предмета исследования ровно настолько, насколько это позволяет ему увидеть картину в целом. Возможно, в каких-то моментах повествования автор слишком увлекается примерами из нашей с вами современной жизни, но зато его сложно обвинить в несостоятельности сделанных выводов и в отсутствии пресловутой научной новизны вопроса.
Единственный нюанс, нам было очень сложно читать первую главу, где автор разбирает психологический и нравственный аспект концепции горевания. Именно что морально тяжело – к тексту нареканий нет, базис повествования закладывается грамотно, не игнорируя основные источники изучения темы. Делаются вполне закономерные выводы о том, что скорбь не универсальна, мастер-классы для приосанивания, «как правильно скорбеть», несостоятельны, как и весь феномен disenfranchised grief (стр. 43). Впрочем, автор не настаивает на своей точке зрения и не позиционирует ее как единственно верную.
Во второй главе исследование обращается к истории эвтаназии, в том числе отвечая на вопрос о том, как «достойная смерть» вдруг стала привилегией правящего класса (стр. 66). В третьей главе идет рассказ о возникновении паллиативной помощи и проводится граница между «помощью умереть» и «помощью умирать» (стр. 91). Рассматривается и особый деонтологический подход к неизлечимо больным людям, который в нашем обществе тянется еще с реалий советского времени, когда «человек должен был страдать <…> во имя будущих великих свершений» (стр. 107).
Далее идут такие отвлеченные темы, как бессмертие в sci-fi плоскости и макабр в музыке/кино/массовой культуре. Из всего многообразия автор останавливается на black metal, героях Investigation Discovery и зомби-апокалипсисах. Все вышеперечисленное мы тоже любим, но не уверены, что именно такая раскладка примеров может наиболее удачно и полно раскрыть феномен тематики смерти в современной культуре. Но, скорее всего, мы просто гребанные снобы, которые сами погрязли в этом всем. «Возможно, даже сам Лорд Байрон, великий романтик и бунтарь, родись он сегодня, стал бы именно блэк-металистом» (стр. 152) – но-но-но! Доподлинно известно, что Байрон, если бы родился в наши дни, играл бы в подвале дарк-фолк. Или на худой конец, дарквейв:
Последние две главы рассказывают о захоронениях, перезахоронениях и позитивном гуманистическом подходе к погребению и принятию смерти (что проиллюстрировано примером идей известной в готических кругах и за их приделами блогерши Кейтлин Даути). Для наших реалий все это еще экстремально далеко, потому что в нашей стране, «где базовые права и свободы граждан регулярно не соблюдаются, транслировать и отстаивать подобный дискурс сложно. О какой эвтаназии и паллиативной помощи можно говорить в стране, где практикуют пытки и покушаются на свободу слова?» (стр. 212). Вопрос автора риторический и ответа не требует, только скорбного молчания, как на панихиде.
В целом «История смерти. Как мы боремся и принимаем», несмотря на тяжелый и местами табуированный контент, получилась очень легкой к прочтению и восприятию. Осилить книгу можно легко за один вечер, если не прерываться на думскроллинг. Тем, кто уже «в теме», книга ничего нового не откроет, но для того, чтобы освежить память, «История смерти» подойдет идеально.